Газеты и журналы > Москва > Известия: Бумажная скважина Главный редактор “Известий” расстается с иллюзиями Игорь Голембиовский: Какое-то сходство между теперешним кризисом вокруг “Известий” и нашим конфликтом с хасбулатовским Верховным советом в 1992 году все-таки есть. Оно состоит в том, что речь идет опять о попытке политического диктата. Это безусловно. Да, совершенно очевидно, что проблема не в ЛУКОЙЛе и не в этой нашей маленькой перепечаточке из “Монда” про черномырдинские миллиардные доходы. А в том, что глава правительства использует свое влияние. Вернее, использует зависимость ЛУКОЙЛа от отношений с правительством - такую же, как зависимость благосостояния любой другой большой компании от ее отношений с государством... Разница же принципиальная заключается в следующем: пять лет назад хасбулатовский парламент пытался нарушить закон, а в нынешнем случае ЛУКОЙЛ пытается использовать свое законное право участвовать в управлении компанией как собственник большого пакета ее акций. Внешне это, может быть, даже похоже к сожалению, на конфликт, вообще типичный теперь для России: конфликт между “сторонним владельцем” и “красным директором”... Но ведь на самом-то деле ЛУКОЙЛ в качестве основного финансового партнера мы выбрали себе сами. Во всяком случае это было обоюдное движение навстречу друг другу. Дело в том, что уже почти год назад мы здесь, в “Известиях”, поняли: возникла ситуация, когда на рынке образовался некий блуждающий пакет наших акций размером в общей сложности больше 40 процентов. Он не был консолидирован - оставался по частям в руках у трех-четырех разных владельцев, но мы узнали, что появляются охотники собрать его воедино. Типа Березовского, например. Он не скрывал желания купить акции у Межпромбанка, у Диалог-банка... Мы были в курсе, потому что с держателем самого крупного из этих пакетов Питером Дерби, главой Диалог-банка, у нас были замечательные отношения. Мы по-прежнему к нему относимся с большим уважением. Но вскоре срок наших джентльменских соглашений с ним истек, а он не хотел больше держать эти акции, поскольку понимал, что конъюнктура на рынке складывается такая, что он сможет заработать на продаже гораздо больше, чем мог рассчитывать до сих пор. Из разговоров в “Известиях”: Один из авторитетных экономических обозревателей “Известий” утверждает, что выходец из семьи русских эмигрантов первой волны Питер Дерби согласился сыграть роль гаранта финансовой независимости газеты из вполне идеалистических соображений: он искренне считал “Известия” частью “исторического национального достояния России”. Еще в 1993 году на одном из первых ваучерных аукционов Дерби приобрел около 20 процентов акций ОАО “Редакция газеты “Известия”, заявив, что будет держать их “до тех пор, пока Россия не определится со своим президентом и вообще со своим политическим будущим”, а потом будет готов продать пакет тому, кого назовут сами руководители газеты. “В мире подобные ситуации чаще всего встречаются в семейном бизнесе, — напоминает собеседник “Итогов”. — Если предприятие попадает в тяжелое положение и к нему начинают присматриваться конкуренты, какой-нибудь обеспеченный дальний родственник “садится” на крупный пакет акций, даже если не намеревается реально участвовать в управлении, не планирует делать серьезных инвестиций и не рассчитывает на ощутимый доход: просто чтобы не дать чужаку получить контроль над фирмой. Такого акционера традиционно называют “White Knight” — “Белый рыцарь”... Игорь Голембиовский: Так вот, перед нами встала проблема: что делать? У нас не было денег купить этот пакет, он стоил достаточно дорого. Надо было выбрать ту компанию, в которой мы были бы максимально уверены и, с другой стороны, от которой реально могли бы получить инвестиции. Был разработан генеральный проект развития, который в общих чертах был связан с усилением позиций “Известий” в регионах. Он требовал очень серьезных вложений: в первые два года 16-18 миллионов, а если смотреть на пятилетний срок, - 30-40 миллионов долларов. Мы таких денег заработать не могли и понимали, что одними только своими силами не сможем и в ближайшей перспективе. Редакция ведь находилась не в самом могучем финансовом состоянии. Мы уже четыре года работаем с прибылью, но должен вам честно сказать: прибыль наша уменьшается, рентабельность тоже. В последнее время она составляла всего 4,7 процента против 14 процентов в 1994 году. Есть тут и наша вина. Но есть и влияние условий, общих для всей экономики. Мы ведь действуем, с одной стороны, как газета, а с другой - как предприятие... Из разговоров в “Известиях”: По словам сотрудников “Известий”, перспективное планирование и разработка проектов развития в последнее время были поручены вице-президенту акционерного общества Эдуарду Гонзальезу. “Было так заведено, что любая организационная или финансовая идея должна была обязательно пройти через Гонзальеза. Ну, так она через него никогда и не проходила, — заметил “Итогам” один из коллег-известинцев. — Если в проекте виделся хоть микроскопический риск, вердикт был — “На кой черт нам это надо?”; если со стороны приходило совсем уж заманчивое предложение — “Ну, понятно, они хотят на нас заработать”... Так все проекты подряд и тормозились. До воплощения дошли лишь две идеи: “Финансовых известий”, совместного издания с британской, и реорганизованной “Недели”. Первый проект оказался абсолютно успешным: приносил в год по 4—5 миллиардов рублей прибыли. Второй кончился полным провалом: “Неделя” неизменно сжирала почти все, что приносило финансовое приложение...” Игорь Голембиовский: В тот период у нас сложились довольно приличные отношения с Чубайсом - он тогда был еще в администрации президента. Ну не могу сказать, что близкие, но все-таки. Когда-то он нам очень помогал в борьбе с Хасбулатовым: видимо, что-то с тех пор осталось. В общем, я ему позвонил, напросился на встречу, рассказал ему, какая у нас создалась ситуация. Он сразу отсек ряд компаний, которые мы рассматривали как претендентов. Сказал: “Вы просто потеряете имя “Известий”, если только их марка окажется рядом с вашей...” И потом спросил: “А вы не думали никогда о ЛУКОЙЛе? Я не знаю ни Алекперова, ни эту компанию изнутри, но известно, что она достаточно сильная, крепко стоящая на ногах, перспективная и так далее...” Я ответил: честно говоря, мы их никогда не имели в виду. Действительно, мы знали, кто охотится за нами. Мы думали, как бы защититься. Идея была - найти не одного, а лучше даже двух партнеров. ЛУКОЙЛ никогда до тех пор даже не обсуждался. Но я говорю: можно взвесить, посмотреть, подумать... И тут представители ЛУКОЙЛа появились буквально дня через два - с предложениями. Встретились, переговорили. И как бы поняли друг друга. Мы пришли к выводу, что это, во-первых, наиболее солидное предприятие, действующее непосредственно в производственной отрасли, не зависящее от всяких финансовых афер и т.д. Кроме того, у ЛУКОЙЛа были очевидные прагматические интересы в регионах - так что наш проект регионального развития вызвал у его руководства самый настоящий интерес. Они просчитали наш бизнес-план, подтвердили наши расчеты. То есть это была самая качественная работа и с их стороны. Эти знаменитые 41 процент ЛУКОЙЛ собрал довольно быстро. И тогда же были заключены принципиальные договоренности, смысл которых заключался в следующем. Они не вмешиваются в редакционную политику, и залогом этого является то, что президентом компании и главным редактором “Известий” остается Голембиовский. При этом мы уступали им должность председателя Совета директоров, в который они проводили со своим большим пакетом акций четырех членов против наших трех. Дело в том, что на тот момент они уже жестко контролировали 41 процент акций. У нас оставалось 22 процента - в собственности у дочерних предприятий — и еще процентов 20 на руках у сотрудников редакции. Но большая часть из этих сотрудников была готова продать свои акции: мы отлично понимали, что если только ЛУКОЙЛ захочет обойти нас, его представители придут и предложат людям по два доллара вместо двух рублей по номиналу - столько эти акции стоят сегодня. И еще 10 процентов соберут достаточно легко. Из разговоров в “Известиях”: “ЛУКОЙЛ два года назад начинал на одной стартовой линии вместе с ЮКОСом и Сургутнефтегазом. Теперь два конкурента — в тяжелейшем кризисе, а ЛУКОЙЛ растет, как бамбук, — напоминает ведущий известинский аналитик. — И вообще Алекперов солому не ест — ни разу, во всяком случае, не был замечен. Он не сумасшедший — вкладывать 30 миллионов долларов неизвестно во что. Он эффективный менеджер, принимающий эффективные решения. Что в данном случае он покупал за свои деньги? Для начала — потрясающую торговую марку: корпорацию, существующую 80 лет на рынке. Еще — 13 тысяч квадратных метров ее собственного здания на самом дорогом перекрестке Москвы. Еще — предприятие, у которого, конечно, не было лишней копейки на развитие, но на жизнь денег хватало: с января 1993 года “Известия” обходились без государственных субсидий и сумели остаться чистыми от долгов, на них не висело ни копейки кредита...” Игорь Голембиовский: Небо было безоблачным вплоть до появления той статьи из “Монд”. Давайте оставим в стороне спор о том, насколько она была профессиональна и проч. Но тут разом все меняется. И мы знаем подоплеку этой перемены. Мы знаем, что недовольство исходит от самого же Черномырдина. Ко мне приходит человек от ЛУКОЙЛа, который говорит: вот вы нам наносите прямой экономический ущерб, из-за вашей публикации мы теряем 270 миллионов долларов. Мы получаем стенограмму открытых слушаний в американском конгрессе и печатаем ее в части, которая касается этого инцидента. Потом печатаем и уточнение “Монд”: уточнение, а отнюдь не опровержение. Все это только еще больше нагнетает раздражение с их стороны. Но была и другая история, которая оказалась не так заметна со стороны. Еще раньше руководители ЛУКОЙЛа попросили послать корреспондента в Ирак, где они вели переговоры. Мы посылаем человека, который у нас обычно занимается этим регионом: он пишет материал, который ЛУКОЙЛ не устраивает. Впрочем, недовольство высказывается не мне, а только нескольким сотрудникам редакции. Потом мы узнаем, что ЛУКОЙЛу еще не понравилось, как о нем упомянул в одной из своих статей Отто Лацис. Дальше происходит знаменитая пресс-конференция Алекперова, после которой я звоню ему и говорю: мол, если вы собираетесь продавать акции, я хотел бы знать, насколько это принципиальное решение, поскольку мы должны будем тогда выработать свою линию поведения. Он мне отвечает: “В принципе я хотел бы продать, потому что понимаю, Игорь Несторович, что у нас с вами ничего не получится. Но у меня есть команда, которая уговаривает меня этого не делать...” А ровно через неделю Алекперов приглашает меня к себе, и выясняется, что ЛУКОЙЛ полностью перевернул наши договоренности: я уже должен стать председателем Совета директоров, а президент компании (или генеральный директор, как они называют), а также главный редактор будут назначаться ими. Еще через несколько дней мы получаем от Леонида Федуна, которого ЛУКОЙЛ отряжает в качестве главного своего представителя в “Известия”, некие новые условия “компромисса”. Среди них есть пункт о том, что мы совместно должны определить ряд тем и проблем, в которые газета берет обязательство не влезать - вообще не писать о них, не упоминать. Причем ЛУКОЙЛ отказывается обговаривать этот перечень сразу, но по ходу разговора дело поворачивается так, что они говорят: необходимо, чтобы вы консультировались с нами по поводу ваших сенсационных статей... Я интересуюсь, что такое “консультировались”? “Ну, чтобы вы нам говорили о том, что хотите напечатать, а мы бы высказывали свое мнение, потом вместе принимали решение...” Я спрашиваю: “А каков критерий сенсационности?” - “Ну всякие такие статьи, как вроде вы недавно...” - и опять вспоминают то, что мы писали о Черномырдине... Приходится говорить, что это все в целом неприемлемо, причем даже не для меня, но для любого начинающего журналиста. Вы представляете, что это означает для ежедневной газеты? А какой, спрашивают, выход? Я отвечаю - очень простой: вы берете на себя обязательство не вмешиваться в политическую конъюнктуру и в политическую линию газеты, мы берем на себя обязательство учитывать ваши экономические интересы. И не более. Потому что ежедневная газета - это прежде всего технология. И ежедневную газету нельзя таким образом проконтролировать, просто посадив в редакции цензора. Даже при условии, что этот цензор не принимает решения, а только сообщает обо всем замеченном владельцу контрольного пакета. Но они этого не понимают. А если говорить обо мне, то я тогда уже окончательно понял для себя, что мы имеем дело с людьми, которые готовы обращаться с газетой, как со скважиной. И с журналистами - как с буровыми мастерами: “Закрой вентиль! Открой вентиль!”... Из разговоров в “Известиях”: “Если у тебя есть нефтяная скважина, да еще не одна, глупо пытаться выкачивать деньги из газетной бумаги. Гораздо проще и прибыльнее из земли качнуть лишних два раза, — рассуждает вслух многоопытный комментатор “Известий”. — Газета в современной России — это не средство обогащения. Это фабрика по производству неприятностей. А вот уже неприятности, оказывается, высоко ликвидный и высокодоходный товар. Надо только уметь этим товаром с умом распорядиться. К владельцу такой фабрики и конкуренты, и партнеры начинают относиться совсем по-другому. Во всяком случае ссориться лишний раз поостерегутся. Это опасливое уважение и перерастает постепенно во влияние. И потом — престижа сколько дополнительного! Без своей газеты теперь и в коммерческий клуб явиться неудобно...” Игорь Голембиовский: Конечно, я не такой наивный человек... Я не сомневался, что рано или поздно у них обязательно появится соблазн подключить газету к решению своих собственных проблем. И все-таки я не понял сразу, что имею дело с людьми, мыслящими до такой степени прямолинейно. Так что, можно сказать, мы не смогли с самого начала правильно оценить наших партнеров. Может быть, потому, что были загнаны экономическими обстоятельствами в такое... достаточно жесткое ложе. А что мы еще не оценили - так это уровень их зависимости. Этот уровень невозможно высок. Когда злополучная публикация о Черномырдине появилась, никто о ЛУКОЙЛе вообще и не думал. Все как-то сейчас сетуют: о, Игорь, не надо было это печатать. Но я теперь считаю - та заметка была просто кристаллизатором. Раньше или позже, но это непременно должно было случиться. Из разговоров в “Известиях”: “ЛУКОЙЛ только за свой пакет акций — без всяких дополнительных инвестиций — выложил не меньше 30 миллионов долларов. И если раньше он был озабочен только управлением 120 тысячами своих сотрудников, то теперь он поймет, что и эту махину, за 30 миллионов купленную, нельзя без присмотра оставлять. Он из трубы этой хлестать чему ни попадя не позволит. Он ее заткнет, — заявляет убежденный пессимист в одном из бесчисленных известинских кабинетов. — Мы сейчас пытаемся докричаться до президента. Просим защиты. Открытые письма печатаем. А что за эту защиту потребует с нас в уплату власть? Не заплатим ли мы ей дороже, чем ЛУКОЙЛу? Те ведь требуют только не трогать их самих да еще “согласовывать” все, что касается нефтяных сюжетов. Но рано или поздно ЛУКОЙЛ сам же убедится, что для него нет ничего опаснее и вреднее этих “согласовании”: гарантировать ничего нельзя, какая-нибудь фраза всегда сможет пролезть хоть в телевизионной программе, и в ответе все равно всегда окажется как раз тот, с кем “согласовывали”. А вот государство, власть — никогда не убедится ни в чем...” Игорь Голембиовский: Как ни странно, я был одним из немногих, кто считал, что затеи с открытыми коллективными письмами президенту совершенно бесполезны. Когда Всеволод Богданов собрал недавно группу главных редакторов, я сказал: “Имейте в виду, дорогие коллеги и друзья, что президент не имеет никаких правовых оснований вмешиваться в этот конфликт”. Кроме того, я твердо могу сказать: у меня нет никаких надежд на это вмешательство, и я в него не верю. Ну, может, был бы какой-нибудь момент особенный, президент бы решил этим заняться - так сейчас и момента такого нет. Самое естественное было бы для него позвать Чубайса и поручить ему: “Разберитесь. Вы ведь отвечаете у нас в правительстве за СМИ...” А что такое вмешательство могло бы поставить нас в зависимость от власти? А каким образом? Ну каким? Понимаете, у ЛУКОЙЛа есть юридические основания иметь отношение к акционерному обществу “Редакция газеты “Известия”. Они претендуют на управление - и справедливо, нельзя не считаться с пакетом акций такого объема. А было бы наоборот, были бы у нас на руках 59 процентов против их 41 - так плевали бы мы тогда. Другое дело, противоположная проблема. Хорошо, допустим, мы выбрались из этой ситуации, хотя позиции у нас, могу честно сказать, слабые. В конце концов нельзя сказать, что это похоже на борьбу с Хасбулатовым, когда вся редакция, до последнего рабочего, вставала и говорила: мы сейчас уйдем отсюда к чертовой матери, а вы попробуйте сами делать газету. Но вот, предположим, кто-то как-то нажал на ЛУКОЙЛ. Или сам он пришел к такому решению: взял и плюнул. Продал эти акции. Что тогда будет делать редакция? Значит, надежд на тот инвестиционный проект уже нет, естественно. После этого скандала каждый посмотрит и скажет: нет, давайте мы лучше еще приглядимся к этим ребятам, а потом уж будем об инвестициях думать... Проблема все же заключается в том, что дальше будет с газетой. С самого первого момента, когда возник такой накал, я думал об одном: главное — “Известия”. И не в Голембиовском дело. Другой будет редактор - ну так, бог ты мой, мало ли у нас было редакторов... У нас же, когда мы говорили о возможных компромиссах, возникала кандидатура Надеина. С нашей стороны это лучшая альтернатива, чем то, что они предлагают: Иллеш, Гонзальез, Агафонов... А еще они предлагают: Егор Яковлев. Да, и еще Третьяков. Из телефонного разговора с Виталием Третьяковым, главным редактором “КГ”: “Напишите так: “Я впервые об этом слышу из уст ЛУКОЙЛа. Если он действительно это произносил”. Всё”. Сергей Пархоменко

назад